«Мадам Баттерфляй» в постановке Энтони Мингеллы не впервые на киноэкранах, однако яркая графика спектакля не приедается и не устаревает, как и сама история покинутой японки. Алые ткани, черные полосы, контрасты эмоций: Мингелла не гонится за этнографической точностью, но выстраивает пространство неизбежной трагедии. Интерес к Японии захлестнул Европу в конце XIX века: светское общество жаждало экзотики, но не для того, чтобы изучить необычное, а для того, чтобы расцветить привычную жизнь. Кимоно и чайные церемонии, борьба сумо и театр Кабуки оказываются в центре внимания, а любовь европейца и японки становится модным сюжетом романов, оперетт, драм и опер. Но в большинстве случаев японский колорит служил лишь яркой оболочкой совершенно стандартным мелодраматическим ситуациям.
Джакомо Пуччини, принимаясь за работу над «Мадам Баттерфляй», несомненно следовал моде. Но он сумел наполнить оперу подлинно японским духом, включив в партитуру оригинальные мелодии, добавив в оркестр японские колокольчики, тамтамы и челесту. Одной из задач композитора стало воссоздание местного колорита, а не использование его в качестве дополнительной краски для европейской мелодрамы. Вероятно поэтому редкая постановка «Мадам Баттерфляй» может обойтись без кимоно, ширм и бумажных перегородок: в центре оперы не просто история любви, а конфликт Востока и Запада, глубинное непонимание, в котором и кроется исток трагедии.
−0,79 